Сердце — одинокий охотник - Карсон Маккалерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гарри уже давно пора быть дома. Ты не знаешь, где он?
— Не знаю.
— Он говорил, что вы вдвоем собираетесь куда-то на велосипедах. Где же он может быть? Ты не знаешь?
— Не знаю, — повторила Мик.
Снова наступила жара, и в «Солнечном Юге» постоянно толпился народ. Мартовские ветры стихли. Деревья покрылись густой охристой листвой. На голубом небе не видно было ни облачка, и солнечные лучи жгли все сильнее. Стояла духота. Джейк Блаунт ненавидел такую погоду. От одной мысли о долгих знойных летних месяцах впереди у него кружилась голова; чувствовал он себя прескверно. С недавнего времени его стали донимать головные боли. Он растолстел, и у него вырос живот. Верхняя пуговица брюк не застегивалась. Он понимал, что толстеет от пьянства, но продолжал пить. Спиртное помогало от головной боли. Стоило ему выпить рюмку, и она проходила. А теперь одна рюмка действовала на него так, как раньше целая бутылка. Взбадривало его не то, что он выпил сейчас, — первый же глоток приводил в действие все спиртное, которым он пропитал свой организм за последние несколько месяцев. Столовая ложка пива снимала биение крови в висках, но и целая бутылка виски не давала желанного забвения.
Тогда он бросил пить вчистую. Несколько дней он потреблял только воду и апельсиновый сок. Боль точила его череп, как червь. Он с трудом работал; долгий день и вечер, казалось, никогда не кончатся. Спать он не мог, читать для него было пыткой. Сырая, кислая вонь в комнате приводила его в ярость. Он метался на кровати, а когда наконец засыпал, уже наступало утро.
Его преследовал один и тот же кошмар. Впервые он ему приснился месяца четыре назад. Он просыпался в холодном поту, но самое странное заключалось в том, что он никак не мог припомнить, что же ему снилось. Когда он открывал глаза, оставалось только ощущение страха. Но этот страх, с которым он пробуждался, был всегда один и тот же, значит, и сон, без сомнения, повторялся уже не первый раз. Он привык к тому, что ему снились уродливые пьяные кошмары, которые уводили его в безумие, в полнейшее душевное расстройство, но утренний свет всегда разгонял эти сумасшедшие сны, и он сразу о них забывал.
А вот этот слепой, ускользающий сон был совсем другого свойства. Он просыпался и не мог ничего вспомнить, но его долго потом мучило ощущение нависшей над ним угрозы. И вот как-то раз он проснулся с уже знакомым страхом, но где-то рядом жило смутное воспоминание о том, что было с ним во тьме ночи. Он шел в толпе людей и нес что-то в руках. Вот и все, что он мог припомнить. Украл ли он что-нибудь? Старался ли спасти чье-то достояние? Преследовали ли его все эти люди вокруг? Пожалуй, нет. Чем больше он вдумывался в этот несложный сон, тем меньше он его понимал. И некоторое время потом сон его больше не терзал.
Он познакомился с человеком, писавшим на стенах воззвания мелом, которые он заметил в прошлом ноябре. И с первой же встречи старик присосался к нему, как злой дух. Фамилия его была Симс, он проповедовал на улицах слово божие. Зимние холода мешали ему выйти из дому, но весной он весь день проводил в городе. Его пушистые седые волосы неровными прядями спускались на шею; он вечно таскал за собой большую дамскую шелковую сумку, набитую религиозными прокламациями. Глаза у него горели безумием. Симс пытался и Блаунта обратить в свою веру.
— Дитя злосчастия, я чую греховную вонь пива, исходящую из уст твоих. И ты куришь. Если бы господь желал, чтобы мы курили, он бы так и сказал в своем писании. На челе твоем печать Сатаны. Я ее зрю. Покайся. Дай мне открыть тебе свет.
Джейк закатывал глаза и чертил в воздухе знак креста. Потом он разжимал свою выпачканную машинным маслом руку.
— Я открою это тебе одному, — произносил он театральным шепотом и показывал Симсу шрам на своей ладони. Потом, нагнувшись к старику, шептал: — Но есть и другой знак. Знак, который тебе известен. Ибо я был с ним рожден.
Симс пятился от него к забору. Женственным движением откидывал серебряный локон со лба и приглаживал его. Он нервно облизывал уголки рта. Джейк смеялся.
— Богохульник! — вопил Симс. — Бог тебя накажет. Тебя и все твое отродье. Бог не прощает хулителей. Он меня бережет. Бог охраняет всех, но меня особенно. Как когда-то Моисея. По ночам он беседует со мной. Бог тебя накажет.
Джейк повел Симса в угловую лавчонку выпить кока-колы и закусить крекерами с ореховым маслом. Симс снова принялся его обрабатывать. Когда Джейк отправился на работу, Симс побежал за ним.
— Приходи сюда на угол вечером в семь часов. Христос хочет тебе лично что-то поведать.
Первые дни апреля были теплыми и ветреными. По голубому небу проплывали белые облачка. Ветер нес запах реки, а также более свежие запахи пригородных полей. В увеселительном заведении толпился народ с четырех часов дня и до полуночи. Толпа была буйная. С наступлением весны Джейк чувствовал в ней глухое возбуждение.
Как-то вечером, когда он ковырялся в механизме качелей, его пробудили от задумчивости сердитые голоса. Он поспешно протискался сквозь толпу и увидел, что возле кассы летающих вагончиков белая девушка дерется с молодой негритянкой. Он их разнял, но они продолжали друг на друга наскакивать. Симпатии толпы разделились, и вокруг царил настоящий бедлам. Белая девушка была горбуньей. Она что-то крепко сжимала в руке.
— Я видела! — вопила негритянка. — Погоди, вот я тебе горб посбиваю!
— Заткни пасть, черная образина!
— Ах ты, фабричная подстилка, я свои кровные уплатила и кататься буду! Послушай, белый мужчина, пущай отдает мой билет.
— Черномазая потаскуха!
Джейк молча на них смотрел. Кольцо людей сжималось. Мнения разделились, в толпе слышался ропот.
— Я сам видел, как Люри уронила билет и как вот эта белая дама его подняла. Ей-богу! — уверял молодой негр.
— Пусть только черномазая посмеет тронуть белую девушку, я ей…
— Ну-ка не толкайся. А то как дам сдачи — не погляжу, что у тебя рожа белая…
Джейк грубо полез в самую гущу толпы.
— Хватит! — заорал он. — А ну-ка ступайте отсюда, кончайте лавочку! К чертям собачьим вас всех, до единого! — Кулаки у него были такие громадные, что народ угрюмо стал расходиться. Джейк обернулся к обеим противницам.
— Да ведь как было дело, — кипятилась негритянка. — Могу поручиться, что мало кто смог скопить за неделю больше пятидесяти центов, а я вот смогла: перегладила белья вдвое больше нормы. И свои кровные десять центов заплатила за тот билет, который она вон держит. Как хотите, а кататься я буду.
Джейк быстро уладил распрю. Он оставил у горбуньи спорный билет и выдал негритянке другой. Остаток вечера обошелся без новых скандалов. Но Джейк бдительно сновал в толпе. Он был встревожен, на душе у него было неспокойно.
Кроме него в заведении было еще пятеро служащих. Двое мужчин управляли качелями и проверяли билеты, а три девушки сидели в кассах. Это не считая Паттерсона. Владелец аттракционов почти все время играл сам с собой в карты в прицепе. Глаза у него были оловянные, с суженными зрачками, а кожа на шее висела желтыми вялыми складками. За последние два месяца Джейку два раза повышали жалованье. В полночь ему полагалось отчитываться перед Паттерсоном и сдавать выручку за день. Иногда Паттерсон по нескольку минут не замечал его присутствия; он сидел словно в оцепенении, уставившись на карты. Воздух в прицепе был спертый, воняло пищей и дешевыми сигаретами. Паттерсон держал руку на животе, словно от чего-то его обороняя. Но всегда очень тщательно проверял отчеты.
Джейк переругался с обоими механиками. Раньше они работали шпульщиками на одной из местных фабрик. Поначалу он пытался с ними беседовать — помогал им прозреть. Однажды даже пригласил в бильярдную выпить. Но они были такие тупицы, что он скоро отчаялся. А тут еще он невзначай подслушал разговор, из-за которого у них вышел скандал. В воскресенье около двух часов утра он кончил проверять с Паттерсоном отчет. Когда он вышел, на пустыре у прицепа не было ни души. Луна ярко светила. Он думал о Сингере и о предстоящем отдыхе. Но, проходя мимо качелей, услышал, что кто-то произнес его имя. Оба механика, кончив работу, курили. Джейк прислушался:
— А еще пуще черномазых я ненавижу красных!
— Меня от него только смех разбирает. Плевать я на него хотел… Корчит из себя невесть что. Отродясь не видывал таких коротышек — словно его обрубили. Какой, по-твоему, у него рост?
— Да метра полтора с небольшим гаком. А воображает! Тоже мне проповедник нашелся. В тюрьме ему место — вот где. Красная сволочь.
— А мне от него только ржать охота. Не могу без смеха на него глядеть.
— Нечего ему передо мной нос задирать.
Джейк смотрел, как они шагали к Уиверс-лейн. Первым его движением было кинуться вслед и вызвать их на прямой разговор, но у него почему-то не хватило на это духу. Несколько дней он молча кипел. А как-то вечером после работы прошел за этими двумя несколько кварталов и, когда они свернули за угол, перерезал им дорогу.